— Да сгинет день, когда я родился,
и ночь, когда сказали: «Ребенок зачат!»

Пусть тот день станет тьмой,
пусть Бог с высоты не вспомнит о нем,
пусть свет в тот день не сияет.

Пусть он достанется мраку и мгле,
пусть будет затянут тучей,
пусть тьма его свет затмит.

Пусть той ночью владеет тьма,
пусть не сочтется она в днях года
и не войдет ни в один из месяцев.

Пусть та ночь будет бесплодной,
и не раздастся в ней крик радости.

Пусть проклянут эту ночь те, кто проклинают дни,4
те, кто способен разбудить Левиафана.5

Пусть померкнут звезды на ее заре;
пусть ждет она утра и не дождется,
не увидит первых лучей рассвета,

за то, что не затворила дверей материнского чрева
и не скрыла от моих глаз горе.

Почему не погиб я при родах
и не умер сразу же после рождения?

Зачем меня держали на коленях6
и вскармливали грудью?

Я лежал бы сейчас в мире,
спал бы себе спокойно

среди царей и мудрецов земли,
которые строили себе то, что ныне в руинах,

среди правителей, у которых было золото,
и которые свои дома наполнили серебром.

Почему не зарыли меня как мертворожденного,
как младенца, который не увидел света?

Там прекращается суета неправедных,
и утомленные находят покой.

Там отдыхают вместе пленники
и не слышат криков смотрителя.

Там и малый, и великий равны
и слуга свободен перед господином.

На что дан страдальцу свет,
и жизнь — тому, чья душа скорбит,

тому, кто ждет смерти, но она не идет,
даже если он ищет ее усердней, чем клад,

тому, кто с радостью и ликованием
обрел бы могилу?

Зачем дана жизнь тому,
чей путь сокрыт,
тому, перед кем поставил преграду Бог?

Вздохи мои вместо еды;
льются стоны мои, как вода.

Чего я боялся, то и произошло;
чего страшился, то со мной и случилось.

Нет мне ни мира, ни покоя;
нет мне отдыха, настала смута.